Хитер поглядела на Джека, а тот сказал:

- А почему нет?

Смотря на Тревиса, Хитер поддакнула: - Почему нет?

- Да! - Тоби удалось произнести лишь одно слово, чтобы выразить весь свой взрывной восторг.

Они пошли к багажнику, и Тревис открыл дверцу.

Фальстаф выскочил из автомобиля на землю и немедленно начал взволнованно обнюхивать ноги всех, вертясь по кругу, туда-сюда, шлепая по ногам хвостом, вылизывая им руки, когда они пытались его погладить. Ликование горячего языка, холодного носа и надрывающих сердце карих глаз. Когда он утихомирился, то выбрал себе место для сиденья рядом с Тоби, предложив ему поднятую лапу.

- Он умеет здороваться! - завопил Тоби и поспешил взять лапу и помять ее.

- Он знает кучу разных трюков, - пояснил Тревис.

- А откуда он? - спросил Джек.

- Жил у одной пары в городе. Леона и Гарри Сиквистов. У них всю жизнь были золотые ретриверы. Фальстаф - их последний.

- Он кажется таким милым - не жалко им его отдавать?

Тревис кивнул.

- Тут печальный случай. Год назад у Леоны нашли рак, и она умерла уже как три месяца. А несколько недель назад с Гарри случился инфаркт, и у него теперь парализована левая рука. Речь плохая, да и с памятью проблемы. Пришлось переехать в Денвер к сыну, но семья того не хотела собаку. Гарри плакал как ребенок, когда прощался с Фальстафом. Я обещал ему, что найду для пса хороших хозяев.

Тоби был уже на коленях, обняв ретривера за шею, и тот лизал его в лицо.

- Мы будем ему самыми лучшими хозяевами, которых не было никогда ни у одной собаки, правда, мам, пап?

Хитер сказала Тревису:

- Как мило, что Пол Янгблад сказал вам о нас.

- Ну, он услышал, как ваш мальчик говорил, что хочет собаку. А у нас тут не настоящий город, все живут в двух шагах друг от друга. И у всех очень много свободного времени, чтобы вмешиваться в дела других людей. - У Поттера была широкая, очаровательная улыбка.

Холодный бриз становился все сильнее, пока они разговаривали. Внезапно он рванулся и превратился в свистящий ветер, пригибая потемневшую траву и сдувая волосы Хитер ей на лицо, и пронизывая ледяными иголками.

- Тревис, - сказала она, снова пожимая ему руку, - когда вы сможете заехать к нам на ужин?

- Ну, может быть, в следующее воскресенье...

- В следующее воскресенье, - повторила она. - В шесть часов.

Тоби она сказала:

- Орешек, иди в дом.

- Я хочу поиграть с Фальстафом.

- Ты можешь познакомиться с ним и внутри, - настаивала она. - Здесь слишком холодно.

- Но у него же мех, - запротестовал Тоби.

- Я о тебе забочусь, глупышка. Ты отморозишь нос, и он станет черным, как у Фальстафа.

На полпути к дому, вертясь между Тоби и Хитер, пес остановился и оглянулся на Тревиса Поттера. Ветеринар помахал рукой, делая ему знак идти дальше, и это оказалось вполне достаточным разрешением для Фальстафа. Он сопроводил их вверх по ступенькам и в теплый холл.

* * *

Тревис Поттер привез с собой пятидесятифунтовый пакет сухой собачьей еды. Он выгрузил его из багажника "рэндж-ровера" и поставил на землю у заднего колеса.

- Я подумал, что у вас не будет собачьего корма под рукой, если только рядом не пройдет кто-нибудь с золотым ретривером. - Он объяснил, чем и как следует кормить собаку фальстафовых размеров.

- Сколько мы вам должны? - спросил Джек.

- Забудьте. Он мне ничего не стоил. Это была про: сто услуга по отношению к бедному Гарри.

- Зло очень хорошо. Спасибо. Но собачья еда?

- Об этом не беспокойтесь. Пройдет несколько лет, и Фальстафу понадобятся регулярные счета, чтобы я за ним приглядывал. Когда вы привезете его ко мне, я уж с вас возьму побольше. - Усмехаясь, он захлопнул дверцу багажника.

Они обошли "рэндж-ровер" и встали у самой дальней от дома стороны, используя машину как укрытие от кусачего ветра.

Тревис сказал:

- Я знаю, Пол вам сказал в частной беседе о Эдуардо и его енотах. Он не хотел волновать вашу жену.

- Ее нелегко взволновать.

- Так вы сказали ей?

- Нет. Не знаю почему. Хотя... у нас уже и так много всего в голове, целый год нервотрепки, куча перемен. Во всяком случае, то, что Пол сказал мне, - это не очень важно. Просто, еноты вели себя странно, вышли при свете дня, бегали по кругу и упали потом замертво.

- Я не думаю, что это все, - Тревис замялся. Он откинулся и прислонился спиной к боку "ровера", согнул ноги в коленях, наклонив слегка голову, скрываясь от пронизывающего ветра. - Я думаю, Эдуардо скрывал что-то от меня. Эти еноты делали что-то гораздо более странное, чем то, о чем он рассказал.

- Зачем ему было скрывать?

- Сложно сказать. Он был такой старик, с причудами. Может быть... я не знаю, может быть, он видел что-то, о чем ему казалось смешным говорить, что-то, во что я не поверю. Он был большой гордец, этот старик, не хотел говорить ничего такого, из-за чего его могли бы осмеять.

- А какие-нибудь догадки у вас есть?

- Не-а.

Голова Джека находилась под крышей "ровера", и от ветра не только немело его лицо, но, казалось, слой за слоем сдиралась кожа. Он откинулся спиной к машине, согнул колени и наклонился, подражая ветеринару. Не глядя друг на друга, они принялись разглядывать долины на юге, не переставая говорить.

Джек сказал:

- Вы, как и Пол, думаете, что было что-то такое, от одного взгляда на которое Эдуардо схватил сердечный приступ, что-то связанное с енотами?

- И это заставило его зарядить ружье, не забудьте. Я не знаю. Может быть. Не могу с этим разобраться. Более чем за две недели до его смерти я говорил с ним по телефону. Занятная была беседа. Я позвонил, чтобы сообщить результаты тестов тканей енотов. Не найдено следов никакой известной болезни.

- Разбухание мозгов?

- Точно. Но никакой очевидной причины. Он хотел знать, я просто послал образцы ткани мозга или делал полное вскрытие.

- Вскрытие мозга?

- Да. Он спросил, вскрывал ли я мозги по всему пути, - казалось, ожидал, что если бы я так сделал, то нашел что-то, кроме разбухания. Но я ничего не нашел. Тогда он спросил меня об их спинном мозге, не было ли чего-нибудь там постороннего.

- Постороннего?

- Странно звучит, да? Спросил, осмотрел ли я их позвоночники по всей длине и не заметил ли чего-нибудь присоединенного. Когда я спросил, что он имеет в виду, он сказал, что это может выглядеть как опухоль.